В начале мая Матвей Алексеев занял должность директора по взаимодействию с властями холдинга Rambler&Co. На этом посту он сменил Алексея Гореславского, которого двумя месяцами ранее со скандалом назначили главным редактором «Ленты.ру». В интервью theRunet Матвей Алексеев рассказал, как он получил свою новую должность и к чему сводится его общение с властями, и объяснил почему в интернете необходимы ограничения.
theRunet: Давайте начнем. Что вы вообще делаете на работе?
Матвей Алексеев: Взаимодействую с органами государственной власти, для того чтобы интересы бизнеса компании, где я работаю, были учтены и не было никаких рисков со стороны государства.
И с какими органами вы взаимодействовали?
На данный момент у нас целый пул взаимодействий с разными органами государственной власти: Роскомнадзор, администрация президента, Минкультуры, министерство связи, ФСБ, МВД. Мы со всеми постоянно общаемся.
Вы же только что пришли.
Я до этого работал в Фонде содействия развитию технологий, где основной задачей было продвижение доменной зоны Москвы через органы государственной власти. С учетом того, что интересы бизнеса были затронуты и на техническом уровне (потому что все законы у нас пишутся достаточно поверхностно, без изучения матчасти), приходилось участвовать во всех рабочих группах.
А здесь что вы уже сделали?
Здесь мы начали уже взаимодействовать с Роскомнадзором по поводу LiveJournal. Системы уже оптимизированы, взаимодействие с Роскомнадзором на эту тему уже хорошо отлажено, все идет. Первая встреча была проведена с Шуваловым в качестве GR-директора. Сейчас работаем с Роскомнадзором по закону о блогерах, поскольку нас это касается в первую очередь.
Когда вас приглашали на работу, как описали ваши обязанности?
Это внешние коммуникации. Людей, которые могут спокойно и грамотно объяснить и правильно донести точку зрения бизнеса без криков, воплей, без какой-то критики, а конструктивно и просто факты — таких людей очень мало. Я не могу сказать, что я сверхспециалист, но у меня есть какие-то определенные связи, определенные возможности коммуникации с органами госвласти. Поэтому предложение было сделано исходя из того, что я активно себя веду именно в этом поле.
А кто вас на работу пригласил?
Первоначально у нас была совершенно случайная встреча с Алексеем Гореславским, с которым мы достаточно давно знакомы. Он посетовал, что «Рамблеру» такие люди [как я] нужны. Леша в это время уже был в «Ленте».
То есть это было совсем недавно?
Предложение было сделано 1 апреля, в день, когда Павел Дуров [пошутил про свой уход из «ВКонтакте»]. Я тоже воспринял это как шутку — оказалось, нет.
И что вам предложил Гореславский?
Он попросил подумать, есть ли на рынке люди, которые могут успешно работать в этом поле: интернет-бизнес и органы госвласти, плюс определенные крупные GR-проекты с министерствами, госструктурами для развития бизнеса.
И вы подумали, что такие люди есть, и это вы.
Да, мне в голову пришло, что мне нравится эта идея. Мне нравится, что в холдинге большое количество компаний — это одна из старейших компаний в России. Через какое-то время у нас была еще одна встреча с Александром Леонидовичем Мамутом, мы там все обсудили, проговорили определенные вопросы, и я согласился.
А Мамут вас как-то посвящал в отношения с властью?
Александр Леонидович — здравомыслящий человек, у него с этим и так все хорошо. У него есть свои задачи как у генерального директора компании по развитию бизнеса, и ему этим заниматься не надо. У него времени хватает и на другие вопросы.
Вы с ним обсуждали свои полномочия?
Определенные вещи прописываются в оффере.
А что у вас там написано?
У меня в оффере написано: «Учет интересов компании на государственном уровне». Участие в разного рода конференциях от лица Rambler&Co. GR также подразумевает тонкое лоббирование интересов компании, мы можем каким-то образом формировать информационные поводы. С учетом того, что в холдинг входят «Газета.ру», «Лента.ру», им тоже нужен определенный контент. Контент, связанный как раз с регулированием интернета, он, как правило, выскакивает на первые полосы сейчас. Поэтому формировать информационные поводы, связанные с GR — это одна из задач.
То есть вы собираетесь инфоповоды проводить через СМИ холдинга?
Почему нет?
Это не влияние на редакционную политику получается?
Это просто информационный повод. Есть факт сбора рабочей группы в том же министерстве связи. Лучше, чтобы это написали наши издания первыми, поскольку это трафик, и это объективная информация. Информацию из третьих источников, как правило, надо проверять несколько раз. А здесь мы присутствуем на всех этих совещаниях. Если оно открытое, то, соответственно, издание получает приоритет, получает объективную информацию без вранья, без всего. Как есть, так и пишем. Естественно, с комментариями экспертов.
Издание получает не объективную информацию, а вашу информацию.
Оно получает объективную информацию. GR — это как законы физики. Есть закон, в нем прописаны определенные нормы, что можно, что нельзя. Как это можно написать необъективно? В законе о блогерах прописано то-то и то-то. А изменения в этот закон рассматриваются на рабочей группе. Например, министерство связи заявило, что хостинг-провайдеры не должны отвечать за распространение пиратского контента, так же, как и операторы связи. Это было дословно сказано — это объективная информация, которая попала в прессу.
Влиять на редакционную политику вы не можете?
Нет. Для этого есть главный редактор. Я могу им предоставлять определенный контент.
Ваш предшественник, как известно, на редакционную политику «Ленты.ру».
Я не могу сказать, что я в этом сильно разбираюсь. У меня нет задачи влиять на редакционную политику. Моя задача —чтобы в законах было прописано, как работает интернет.
Вы считаете, что ваша работа направлена только вовне? Вы представляете интересы компании там, но не интересы власти —здесь?
Нет. Власть сюда можно тоже каким-то образом нести. На примере каких-то сервисов, на примере того, как у нас устроена редакционная политика «Рамблер.Новостей», можно показать господину Луговому (депутат, который обязать агрегатор «Яндекс.Новости» зарегистрироваться в качестве СМИ — здесь и далее прим. theRunet), что мы не являемся СМИ. Свои собственные ресурсы тоже можно использовать. Мы же на примере ЖЖ объясняем: блогер написал то-то, при чем здесь мы?
Но интересы власти вы не должны каким-то образом представлять в компании?
В каждой интернет-компании есть служба взаимодействия с органами госвласти, которая, как правило, входит в службу безопасности, потому что на территории России уже много лет действует так называемый СОРМ, куда приходит запрос органов, ведущих оперативно-следственную деятельность. Это единственное пока, как работает власть с интернет-компаниями — предотвращение преступлений.
Не только так. Вы, наверное, должны понимать. Когда Алексей Гореславский звонил Галине Тимченко и требовал убрать новость, это немного другое взаимодействие.
Во-первых, я этого не знаю. Во-вторых, редакционная политика «Газеты», «Ленты», — ну я же не могу тебе в theRunet что-то написать [и им тоже не могу]. У меня совершенно другая задача. Хочется сказать, что после всех изменений на «Ленте» трафик на ней не упал (В середине марта после увольнения Галины Тимченко с поста главреда издание покинула большая часть старой команды. Со статистикой посещаемости «Ленты.ру» можно ознакомиться и ). Как она работала, так и работает. Я читаю ее каждый день. Для меня есть определенные факторы, которые важны, маркеры. Любая новость — это маркер. То, что я читаю, по большей части соответствует действительности. Все, что касается интернета, на отдельной вкладке «Интернет и СМИ» — они объективно освещают события. Соответственно, у меня нет недоверия к «Ленте». Я читаю РБК, читаю «Яндекс.Новости». Для меня там объективная информация по интернету, во все остальное я стараюсь не лезть.
То есть вы в принципе интересуетесь только интернетом?
Ну, я спортом еще интересуюсь. Вчера болел за наших (25 мая сборная России по хоккею выиграла чемпионат мира).
Ладно, вот вы говорите, что взаимодействуете с администрацией президента. С Володиным уже познакомились?
С Володиным не знаком.
Собираетесь знакомиться?
Все зависит от них. У нас есть предложение, есть видение от отрасли, оно сформировано. Иногда возникает ощущение, что сейчас слишком многоступенчатая система власти: президент, администрация президента, Дума, Минкомсвязи, Роскомнадзор, ФСБ, МВД — в какой-то момент происходит недопонимание. На каком уровне проходит это недопонимание, непонятно. А учитывая, что со стороны власти все время идут какие-то законопроекты, технически очень поверхностные, наша основная задача — донести до администрации президента, что у нас есть пять технических экспертов, люди, которые в свое время основали Рунет, таскали провода, подключали хабы, первые сообщения отправляли. Мы можем их собрать и сказать: «Мы готовы проводить техническую экспертизу проектов законов, и прописывать, где есть неправильные технические вещи, чтобы и вам было полезно, и нам не было рисков». Как правило, все законопроекты, которые сейчас появляются из Думы, несут огромные риски для отрасли.
Какие угрозы сейчас существуют для «Рамблера»?
На самом деле, закон о блогерах и подзаконные акты могут повлиять на отрасль, потому что в подзаконных актах есть формулировки, очень рискованные для всех нас. Непонятно определение, кто будет площадкой для размещения информации: блог и сам блогер, или весь LiveJournal, при этом надо учитывать, что LiveJournal находится не в России.
Но они же сказали, что все, кто пишет на русском, подпадают под этот закон.
Конечно, они попадают под этот закон. Поэтому надо избежать рисков влияния на архитектуру сети интернет, чтобы не смогли заблокировать каналы пути связи во внешний мир на уровне оператора, и вообще очень тонко ко всему этому отнестись.
А кто написал эти подзаконные акты?
Подзаконные акты пишет сейчас РАЭК, экспертная группа.
А со стороны власти?
Это совместная работа.
Но отрасль же не может написать неграмотные формулировки.
Там такая ситуация: есть подзаконный акт, который пишется всеми вместе, а потом все это в Роскомнадзоре соединяется. В этот момент выявляется нестыковка. В данном случае Роскомнадзор совершенно не виноват, потому что из органов госбезопасности приходит одно, от нас — другое, а при соединении получается каша. И мы сейчас пытаемся оптимизировать соединение этой каши, чтобы все было ровно и по полочкам. В данном случае Роскомназор нам очень нравится, он ведет себя очень положительно и по отношению к отрасли, пытается учитывать сложившуюся ситуацию и равновесие соблюсти.
Они поддерживают отрасль больше, чем власть?
Нет, они не могут поддерживать ни отрасль, ни власть. Они органы исполнительной власти, они исполняют. Их задача сделать исполнение закона.
Сейчас они придумывают, как исполнять этот закон.
Да, они придумывают, как исполнять законы так, чтобы не навредить отрасли, но соблюсти то, что пришло сверху.
А с кем вы общаетесь в Роскомнадзоре?
В основном с Максимом Юрьевичем Ксензовым, и все совещания, в которых мы участвуем, ведет Александр Александрович Жаров.
А Ксензов в обычном общении тоже говорит, что они Twitter скоро заблокируют?
Нет. В том интервью, которое было дано «Известиям», слова Максима Юрьевича вырвали из контекста. В действительности он сказал, что в том случае, если закон будет работать в таком виде, как он есть, мы можем заблокировать Twitter. Не просто «мы заблокируем Twitter», а «если заработает, нам придется». Потому что Twitter не идет навстречу, западные социальные сети при размещении призывов к терроризму, сепаратизму не шли навстречу. А у нас есть закон. После заявления Максима Юрьевича и всего скандала, Twitter моментально удалил «Правый сектор».
Ладно, давай поговорим про «Спутник». Вы , что по запросу «школьницы» должны находиться белые переднички?
Я на самом деле не искал «школьниц». «Спутник» хорош тем, что это определенное объединение госсервисов. Если это будет прикреплено к госуслугам, госпочте, если поиск будет работать исключительно на сервисы органов госвласти, «Почту России», государственное телевидение, государственное радио, госпрограммы, еще что-то, то это действительно хорошо.
То есть, по-вышему, он не может быть поисковиком?
Он может быть поисковиком. Но на мой взгляд, он нормально заработает исключительно на уровне государства. Поисковых систем огромное количество. То, что в России появилась еще одна новая, — это офигенно, не во всех странах мира есть свои поисковики.
Он появился, чтобы не искать какой-то контент, я так понимаю.
В принципе, в «Яндексе» можно выставить фильтры для детей, там тоже не будет этого контента. «Спутник» не находит незаконный контент.
Вы поддерживаете идею введения должности интернет-омбудсмена?
Да.
Слышал, вам тоже предлагали ее занять.
Меня не то, чтобы звали. Со стороны Государственной думы несколько депутатов выдвинули мою кандидатуру, намекнули в администрации президента, что есть такой активный человек. На данный момент мы проговорили определенные вопросы с [членом Общественной палаты] Антоном Коробковым. На базе Общественной палаты будут проведены слушания, и там будет два варианта: либо люди будут сами предлагать своих кандидатов, либо на площадке РАЭК будут выбраны кандидаты на эту должность, и уже они будут поставлены на голосование.
Голосование будет в интернете?
У РАЭКа есть замечательная система RunetID, почему бы ее не протестировать в таком случае.
Думаете, власть пойдет на то, чтобы отрасль сама выбирала себе представителя?
Тут не могу сказать, пойдет или не пойдет, я не власть, не могу за нее говорить. На мой взгляд, вариант развития событий такой, что отрасль показала, что у нее тоже есть люди для этого. Что не только вот в Государственной думе сидят, и что такое хостинг на глубоком и даже на среднем уровне не понимают. А с нашей стороны мы понимаем. При этом есть много людей, которые с органами власти давно работают. У нас есть понимание, куда идти, каковы интересы бизнеса, причем очень много здравомыслящих людей, юристы хорошие, суперинтересные люди, которые прекрасно понимают и правообладателей, и знают отрасль, и могут помочь найти компромисс.
То есть в целом нужен такой человек?
Я думаю, нужен. Если это будет человек при Владимире Владимировиче, то это будет вообще прекрасно.
Ладно. Хорошо. Последний вопрос. В одном вы говорите, что поиграли в Postal, и вас эта игра так возмутила, что нужно запретить все жестокие игры.
Я не говорил, что она меня возмутила. Я удивился, что такие игры в принципе есть.
«Игры, которые действительно содержат большое количество насилия, выходят на рамки морально-этических норм, действительно необходимо запрещать».
Запрещать опять же маркерами. Здравомыслящий человек, который спокойно ходит на охоту, со справкой… Чтобы права получить, нужна же справка, чтобы ружье получить, нужна справка?. Когда человек показывает, что он здравомыслящий, не курит, не пьет, нормальный индивидуум, то почему нет.
Вы предлагаете по справкам игры продавать что ли?
Нет. Человек должен сам принимать решение, играть ему в это или нет. По-любому такие игры должны продаваться после 21 года, когда у человека сформируется взгляд, и он сможет четко себе сказать, что может в это поиграть и придумать себе какой-то повод. А кто-то скажет, что это вообще трэш, и он не готов в такое играть.
Сейчас так и происходит. Или вы хотите это законодательно ограничить?
Я не хочу это законодательно ограничить. Очень сложно сейчас стало. Когда интернет появился, объясняли, что такое хорошо, что такое плохо. Если ты на заборе на Петровке пишешь слово из трех букв, тебе тут же заломают руки и отведут в ближайшее отделение на Якиманке где-нибудь. А если пишешь это в интернете, то тебе ничего не сделают.
Так, ну и хорошо.
Нет в интернете критерия, что можно, а что нельзя. Морально-этические нормы для многих людей не распространяются на интернет, там свободное поле деятельности — что хочу, то и делаю. Объяснять, что такое хорошо, что такое плохо, что можно делать, а что нельзя — как раз и есть задача образовательной интерактивного образования, которую мы пытаемся там провести на государственном уровне.
А вы вообще против того, чтобы матерные слова писали в интернете?
Мне индифферентно, потому что я могу поставить настройки фильтрации «только для друзей», и спокойно ругаться матом, сколько влезет. Сам себе не могу позволить ругаться матом, потому что у меня все открыто, и меня могут прочитать дети какие-то, я не хочу, чтобы они это читали. Есть внутренний стопор, что можно, а что нельзя. Просто смысл? И так все знают матерные слова, они и так есть на улице. Ну, представляешь, если бы по телевизору, на Первом канале все ругались матом, это не очень хорошо.
Есть определенные морально-этические нормы, могут читать дети. Любой ребенок может открыть сайт МК, «Ленты», «Взгляда», РБК, еще кого-то — это же СМИ. Это начало выходить за рамки. Почему раньше говорили, что русский язык без мата — ничто. Потому что это было наше внутреннее. Когда люди умели красиво говорить, и мат был не через каждые три слова, был ансамбль слов. А сейчас люди перестали понимать, что это такое, и пытаются впрячь это в любое предложение. Это уже выходит за рамки, хочется подойти и дать в торец, когда на улице ругаются матом при детях.
А что еще надо запретить? Мат запретили, вы говорите — нормально, теперь игры давайте запретим. Что еще запретим?
Я не говорю, что надо запрещать. Запрещать ничего не надо. Сама по себе идея запрета — это подмена понятий, потому что лучше объяснять. Слово «запретили» в принципе не надо использовать. Ничего запрещать не надо. Есть определенные маркеры «18+» — это не есть запрет, это есть предупреждение. Предупреждение и какие-то превентивные меры — это хорошо. При этом за все это, на мой взгляд, должны отвечать родители, потому что есть антивирусы, есть родительский контроль, есть огромное количество разных приблуд и к браузерам, и к самому программному обеспечению, которое позволяет родителям заблокировать все, что они хотят, чтобы ребенок видел только ту информацию, которая действительно полезна.
Так зачем запрещать, если можно так все решать?
Потому что это уже вышло за рамки. Потому что это надо было делать лет 10 назад. А у нас же анархия в интернете, поэтому как начали все писать. А сейчас смотришь и понимаешь, что некоторые люди переходят все границы, и действительно необходимо вводить какие-то ограничения, я не говорю про запреты. Когда в Сети было пять миллионов людей ежесуточно — это одно. Когда 60 миллионов, я имею в виду российский сегмент, — это уже совершенно другие цифры.
И что, другие цифры? Вы считаете, что меняется поведение из-за того, что количество людей увеличилось?
У них, у подростков, начинает меняться поведение, потому что они в принципе без интернета жить не могут. На улице для них есть понятие закона: могут и посадить, и административный штраф влепить, родителей вызвать, поругать и еще что-то — а в сети они делают все, что хотят. И эти ограничения нужны только для того, чтобы ребенку понять, что можно, а что нельзя.
Вы хотите, чтобы дети осознавали и вели себя в интернете точно так же, как в жизни?
Да.
То есть в интернете должны действовать такие же ограничения?
Они и так действуют.
То есть нужно наказывать детей?
Нет. Надо предупреждать о том, как себя вести.
Нет, вы говорите, вот написал он матерное слово на Петровке, его наказали, отвели в детскую комнату милиции. В интернете написал, его тоже отвели в детскую комнату милиции.
Ребенок не напишет матерное слово на Петровке, потому что он знает, что такие вещи нельзя делать. Предупреждение — это правильно. А для того, чтобы наказывать, есть родители. Если человек нарушил закон в сети и в оффлайне, его накажут по закону — у нас есть Конституция, уголовный кодекс, административный свод правонарушений и так далее. Просто в Сети не все знают, что у нас закон о клевете, например, распространяется на интернет.
А вы считаете, что все законы, которые что-то ограничивают под предлогом защиты детей, они все для детей были сделаны?
Не все. Для детей в принципе непонятно, что сейчас сделано, кроме маркеров. И то, эти маркеры скорее для родителей. Ребенок сам не поймет, что это за маркеры. Проводили исследование в магазине компьютерных игр. Сам спрашивал родителей: «Почему вы 10-летним детям покупаете игры „18+“?». Они говорили: «А он хочет». То есть на данный момент у нас ничего особо не ограничивается. Идут определенные предупреждения.
Мне кажется, так и должно быть. Родители сами отвечают за своего ребенка.
Каждый родитель сам должен отвечать.
Да, но государство вмешивается.
Это к тому, о чем мы говорили в самом начале. Эти все законы поверхностны, и [моя задача —] донести до людей, которые пытаются вводить эти ограничения, что это можно делать по-другому, в данном случае интернет — площадка техническая, структура, хостинг, домен, определенные вещи можно пощупать. С нашей точки зрения, все эти предупреждения, ограничения можно делать, но с другой стороны, альтернативными методами, без ограничения, без запретов. Точнее, с одной стороны, какие-то ограничения не слишком жесткие, с другой стороны — надо делать альтернативу людям, объясняя, что такое интернет. Поэтому мы до сих пор пытаемся донести до власти, что наша национальная платформа интерактивного образования — это очень хороший альтернативный инструмент для обучения медиаграмотности, его можно масштабировать на всю страну.
Понятно. Спасибо.
Беседовал Владимир Цыбульский